Never miss opportunity to miss opportunity (c)
Название: Something stupid
Автор: Victoria@Doran
Пейринг: RDJude
Рейтинг: R
Тайм-лайн: Оскаровское афтэпати
Дисклеймер: всё есть мои домыслы
Музыка : Фрэнк Синатра
«Strangers in the Night» поет Синатра, пробирая своим уникальным тембром голоса до самых печенок. Музыка легонько вибрирует внутри, на уровне диафрагмы, и тебе просто по-человечески хорошо. Ты затягиваешься очередной сигаретой, прислоняешься с максимальным удобством к стене и из-под прикрытых век наблюдаешь за пьяненькой Кэмерон, что-то со смехом внушающей Гвинет (которая тоже уже не первой трезвости).
Женщины они такие женщины…
- Джуд! Джуд, не спи! – смеется Кэмерон, помахивая у тебя перед носом свободной рукой – в другой у нее шампанское. Девушку ведет, и она заваливается на тебя, неловко утыкаясь носом в пуговицы у тебя на рубашке. – Ой, что-то я…
- Кэмми, пойдем, - тянет ее Гвинет, кивая тебе, мол, все в порядке, я проконтролирую. – Идем, подышим воздухом.
- И покурим! – вставляет Кэмерон, от внезапно пришедшей в голову идеи выпрямляясь.
Ты проводишь дам до балкона, давишь окурок в шикарной пепельнице у бара и берешь себе еще бокал шампанского.
Интересно, где эта сволочь шляется, думаешь про себя, оглядывая полутемное помещение, битком забитое людьми и наполненное музыкой.
Последний раз Дауни со своей миссис мелькал у фото-будки, где они минут пятнадцать показушно кривлялись на потеху журналистам, как мартышки в зоопарке – перед детьми. Не торопясь, ты пересекаешь не такое уж большое помещение, которое из-за наплыва народа кажется бесконечным, добираешься, наконец, до пресловутой кабинки быстрого фото, заглядываешь внутрь, отодвигая тяжелый черный полог. Разумеется, пусто. Журналистов попросили очистить помещение еще час назад, а раз показушничать больше не перед кем, то… Ты вздыхаешь, мысленно кляня Дауни и его любовь к подобному поведению, и невольно улыбаешься.
А ведь из-за этого все и началось. Он просто по привычке, на автопилоте начал тебя лапать, как делал с десятками других мужчин, своими партнерами по съемкам. Дауни даже не задумался над тем, что тебе это может показаться странным или некомфортным. Он клал тебе руки на плечи, похлопывал и поглаживал по спине (а пару раз и пониже), доверительно говорил что-то на ухо, и улыбался… господи, как он улыбался, а главное смотрел!
Ты хмыкаешь. Зря ему тогда за «Чаплина» Оскар не дали – заслужил. А то, может, он до сих пор на него и старается? Мотаешь головой, отгоняя ненужный негатив, расправляешь плечи.
Надо найти его и сказать, что я – не Киноакадемия, зря старается, думаешь, снова дрейфуя сквозь толпу.
Наконец, в одном из не менее темных и тесных коридорчиков, уходящих от главного зала, ты видишь знакомое платье. Женщина в нем прижата к стене своим мужем и их разговор с каждой секундой приобретает все более невербальный характер, если вы понимаете, о чем я.
Надо же, думаешь, шесть или семь лет брака – а он еще не просто хочет, но еще и по углам зажимает. Внезапно на тебя накатывает какая-то детская обида. Ты видишь его лицо в полумраке, его глаза, и в них нет того блеска, что видел ты.
- Перед кем ты теперь показушничаешь? – спрашиваешь сам себя, сощурив глаза. – Или это уже привычка? Я же знаю, что ты ее не любишь…
Внезапно он замечает тебя, замирает, забыв о своем увлекательном занятии, смотрит пристально и немного растерянно… Этого хватает, чтобы Сьюзан обернулась, натужно ойкнула и удалилась в комнату для девочек, поправляя на ходу разлохмаченную прическу.
Дауни вздыхает и скрещивает на груди руки, подперев плечом стену.
- О, прости, я, кажется, помешал, - ты медленно подходишь, не выказывая внешне никаких признаков сожаления. Даже скорее наоборот.
- Все в порядке, - кивает он, делая вид, что ему все фиолетово. Ему это хорошо удается, в этом он профи. – А где твои дамы?
- Думаю, проветриваются… Кэмерон переборщила.
Ты отпиваешь из своего бокала и предлагаешь Роберту. Тот как всегда отказывается, тогда ты допиваешь все одним глотком и ставишь пустой бокал на какую-то горизонтальную поверхность, подвернувшуюся под руку.
- Смотри, сам не накидайся, - замечает Дауни, внимательно глядя тебе в глаза. Он по-прежнему стоит в напряженной позе со скрещенными на груди руками. Вся его былая расслабленность и веселость вдруг куда-то улетучиваются.
Ты улыбаешься. Еще бы им не улетучиться, ведь ты встал к нему так близко, что слышишь его дыхание.
- Жаль тебя расстраивать, – отзываешься, поднимая руку и убирая с уголка его губ несуществующую крошку. – Но, кажется, я уже.
- Заметно.
Продолжить разговор в коридоре не дает Сьюзан, чей силуэт показывается в дальнем дверном проеме. Ты больше не настроен играть в эти непонятные игры, тебе хочется расставить все точки над i. Поэтому ты хватаешь Дауни за руку и тащишь за собой, пока вас не заметили, через весь зал, снова к треклятой будке для фото; буквально заталкиваешь внутрь сначала Роберта, затем влезаешь сам, запахиваешь полог, и пока Дауни не начал возмущаться – закрываешь ему рот ладонью.
- Сядь. Пожалуйста, - добавляешь ты вежливо.
Дауни садится на круглый стул на высоких ножках и хлопает себя по коленям.
- Что это ты задумал?
Поскольку сесть в кабинке больше не на что, ты устраиваешься перед Робертом, прямо на полу.
- Надо поговорить.
- Ах, ну да, здесь для этого самое место. - Сарказм – это его защитная реакция, ты уже хорошо запомнил. Ты не реагируешь.
Устраиваешься удобнее, кладешь ладони на его колени, отчего он опять зажимается, и смотришь прямо в глаза.
- Помнишь, как все начиналось?
Ты не поясняешь, что именно начиналось. А Роберт не спрашивает, молчит. Он, конечно же, помнит. Ведь это он всё и начал.
- Ты говорил, что я зря боюсь, - твоя рука снова касается его лица. Он ничего не говорит, не отстраняется, но и не подается вперед. Ты оглаживаешь большим пальцем контур его губ, представляя, с каким удовольствием сейчас поцеловал бы их.
Он смотрит на тебя спокойно, его глаза тускло мерцают в темноте.
- Ты говорил мне такие вещи… Ты касался меня, ласкал, как солнце ласкает цветок… И я тебе верил.
Ты невесело улыбаешься, он это, конечно, чувствует и тяжело вздыхает. Ему не нужен этот разговор. Он забудет – еще не забыл, но забудет точно – и пойдет дальше. А ты останешься.
- А помнишь, как я заикался и сторонился тебя, когда ты лез со своими объятиями? – теперь ты смеешься, вспоминая, как вздрагивал каждый раз от волны пробежавших по телу мурашек, если его рука задевала особо чувствительное место… Шею например.
Он молчит. Ты приближаешь свое лицо к нему и осторожно целуешь в щеку, потом перемещаешься на мочку уха и шею – практически в отместку. Чутко следишь за каждым его вздохом, малейшим движением, чем угодно, что подсказало бы тебе, что ты все делаешь верно. И Роберт шумно выдыхает, когда твои губы прихватывают кожу под линией челюсти. Сегодня он гладко выбрит и тебе доставляет огромное удовольствие касаться его кожи.
Дауни чуть отстраняется, уравновешивая свое тело в максимально устойчивом состоянии посредством стенок кабинки. Ты переминаешься с колена на колено – неудобно, все затекает – но не трогаешься с места. Ты знаешь, ему бы хотелось, чтобы все это закончилось побыстрее, но ты еще толком и не начал.
Вы снова смотрите друг на друга и в зале, как назло, Синатра затягивает «I’ve Got You Under My Skin». Ты продолжаешь улыбаться, твоя левая рука остается у его лица, а правая медленно скользит вверх по внутренней стороне его бедра. Он шумно вздыхает, когда она достигает цели. Ты мягко гладишь его через ткань брюк, и вы смотрите друг на друга одинаково удивленными лицами. Он шокирован твоей наглостью, а ты – его не слишком внушительным, но стояком. Либо он еще не отошел от забав с женой, либо…
Ты продолжаешь свою подрывную деятельность, подкидывая ему еще порцию воспоминаний.
- Вспомни тот самый раз, единственный… разве было не здорово? Ни с кем еще я не чувствовал себя настолько комфортно.
О да, Роберт помнит. Как и во многих других случаях, огранизатором был он. Тогда Сьюзан предложила ему завести ребенка. На это Дауни ей заметил, что «заводят» обычно собаку. Ну, на худой конец, рыбок или попугайчиков. Насколько нецензурно закончилась тогда их оживленная дискуссия о разведении детей, ты не знаешь, но после – уже поздно вечером, когда вы на площадке расползались по номерам после празднования окончания съемок – Роберт остановил тебя в коридоре и вы в каком-то помешательстве целовались несколько долгих минут.
А потом он признался, что напился – впервые за пять или шесть лет брака. И сказал, что «только ты, Джудси, меня понимаешь… давай переспим?»
Идея была неплохая, и вы бы переспали, если бы от избытка алкоголя и нервного срыва он не заснул сразу, как его голова коснулась подушки. Но те бешенные, страстные поцелуи в полутемном коридоре снились тебе еще долго.
До сих пор снятся. Но теперь все поменялось. Когда – ты не знаешь.
Твоя рука на его ширинке становится настойчивее, к ней присоединяется другая, до этого ласкавшая его лицо, и ты гладишь внутреннюю сторону его бедер, пристально наблюдая за его реакцией. Он не выдерживает, закрывает глаза, откидывает голову назад и – возможно, тут нет твоей заслуги, это просто рефлекс, так удобнее – расставляет ноги шире, позволяя тебе делать с собой все, что угодно.
- Скажи, когда все поменялось? – шепчешь в его приоткрытые в блаженстве губы. – Почему теперь я охотник, а ты жертва? Что стало не так, почему ты отвернулся от меня?
Он открывает глаза, и тебе мерещатся слезы.
- Никогда… - говорит он также шепотом, - никогда я от тебя не отворачивался.
Его рука касается твоего лица, пальцы скользят по губам, и ты прихватываешь один зубами, словно предупреждая: не ври мне.
- Я не верю. Я всего лишь один из многих. Тебе плевать на чужие чувства, ты со всеми себя так ведешь… касаешься, проникновенно смотришь, даришь улыбки. Просто я, как идиот, на это купился.
Тебе хочется сделать ему больно, до слез, до крика, но какое-то сладкое, мерзкое чувство внутри тебя не позволяет идти на крайности. И ты осторожно, едва касаясь подушечками пальцев, скользишь вверх по его члену, который яростно выпирает под брюками, и гладишь там до тех пор, пока Дауни не начинает мелко дрожать, а на ткани не проступает влажное пятнышко.
- Я не позволю вытирать об себя ноги, - сообщаешь ты, стягивая его к себе на пол.
Роберту приходится встать перед тобой на колени, ровно в той же позе, в которой уже находишься ты. Теперь вы почти на равных. Ты не задумываешься о собственном возбуждении ровно до того момента, пока Дауни не вовлекает тебя в долгий поцелуй и вы не прижимаетесь друг к другу бедрами. Господи боже, с этим надо что-то делать…
Роберт ожесточенно терзает твои губы, пока ты дрожащими руками освобождаешь вас от ненужных барьеров.
-О, Джудси, - бормочет он лихорадочно, когда ты соединяешь вас в одном кулаке и ведешь к кульминации. – Я совершил ужасную ошибку, я влюбился. Как ты не понимаешь, я не могу быть с тобой…
Хочется крикнуть «я тоже не могу, но ради тебя я сделал невозможное». Ты бросил все и решил жить по велению сердца, чтобы просто быть честным, хотя бы перед самим собой. Но вместо этого, оглушенный звоном в ушах, ты шепчешь:
- Можешь, Роберт. Ты уже со мной.
И чтобы не закричать от нахлынувшего наслаждения вам приходится до боли впиться в друг друга поцелуем, прикусывая губы, оставляя во рту привкус крови.
- Мы вместе, - ты сцеловываешь с его губ все протесты. – Так или иначе, мы вместе. Я никому тебя не отдам.
«Something Stupid», вздыхает вам в ответ Синатра, и ты не можешь с ним не согласиться.
Глупее не придумаешь.
Автор: Victoria@Doran
Пейринг: RDJude
Рейтинг: R
Тайм-лайн: Оскаровское афтэпати
Дисклеймер: всё есть мои домыслы
Музыка : Фрэнк Синатра
«Strangers in the Night» поет Синатра, пробирая своим уникальным тембром голоса до самых печенок. Музыка легонько вибрирует внутри, на уровне диафрагмы, и тебе просто по-человечески хорошо. Ты затягиваешься очередной сигаретой, прислоняешься с максимальным удобством к стене и из-под прикрытых век наблюдаешь за пьяненькой Кэмерон, что-то со смехом внушающей Гвинет (которая тоже уже не первой трезвости).
Женщины они такие женщины…
- Джуд! Джуд, не спи! – смеется Кэмерон, помахивая у тебя перед носом свободной рукой – в другой у нее шампанское. Девушку ведет, и она заваливается на тебя, неловко утыкаясь носом в пуговицы у тебя на рубашке. – Ой, что-то я…
- Кэмми, пойдем, - тянет ее Гвинет, кивая тебе, мол, все в порядке, я проконтролирую. – Идем, подышим воздухом.
- И покурим! – вставляет Кэмерон, от внезапно пришедшей в голову идеи выпрямляясь.
Ты проводишь дам до балкона, давишь окурок в шикарной пепельнице у бара и берешь себе еще бокал шампанского.
Интересно, где эта сволочь шляется, думаешь про себя, оглядывая полутемное помещение, битком забитое людьми и наполненное музыкой.
Последний раз Дауни со своей миссис мелькал у фото-будки, где они минут пятнадцать показушно кривлялись на потеху журналистам, как мартышки в зоопарке – перед детьми. Не торопясь, ты пересекаешь не такое уж большое помещение, которое из-за наплыва народа кажется бесконечным, добираешься, наконец, до пресловутой кабинки быстрого фото, заглядываешь внутрь, отодвигая тяжелый черный полог. Разумеется, пусто. Журналистов попросили очистить помещение еще час назад, а раз показушничать больше не перед кем, то… Ты вздыхаешь, мысленно кляня Дауни и его любовь к подобному поведению, и невольно улыбаешься.
А ведь из-за этого все и началось. Он просто по привычке, на автопилоте начал тебя лапать, как делал с десятками других мужчин, своими партнерами по съемкам. Дауни даже не задумался над тем, что тебе это может показаться странным или некомфортным. Он клал тебе руки на плечи, похлопывал и поглаживал по спине (а пару раз и пониже), доверительно говорил что-то на ухо, и улыбался… господи, как он улыбался, а главное смотрел!
Ты хмыкаешь. Зря ему тогда за «Чаплина» Оскар не дали – заслужил. А то, может, он до сих пор на него и старается? Мотаешь головой, отгоняя ненужный негатив, расправляешь плечи.
Надо найти его и сказать, что я – не Киноакадемия, зря старается, думаешь, снова дрейфуя сквозь толпу.
Наконец, в одном из не менее темных и тесных коридорчиков, уходящих от главного зала, ты видишь знакомое платье. Женщина в нем прижата к стене своим мужем и их разговор с каждой секундой приобретает все более невербальный характер, если вы понимаете, о чем я.
Надо же, думаешь, шесть или семь лет брака – а он еще не просто хочет, но еще и по углам зажимает. Внезапно на тебя накатывает какая-то детская обида. Ты видишь его лицо в полумраке, его глаза, и в них нет того блеска, что видел ты.
- Перед кем ты теперь показушничаешь? – спрашиваешь сам себя, сощурив глаза. – Или это уже привычка? Я же знаю, что ты ее не любишь…
Внезапно он замечает тебя, замирает, забыв о своем увлекательном занятии, смотрит пристально и немного растерянно… Этого хватает, чтобы Сьюзан обернулась, натужно ойкнула и удалилась в комнату для девочек, поправляя на ходу разлохмаченную прическу.
Дауни вздыхает и скрещивает на груди руки, подперев плечом стену.
- О, прости, я, кажется, помешал, - ты медленно подходишь, не выказывая внешне никаких признаков сожаления. Даже скорее наоборот.
- Все в порядке, - кивает он, делая вид, что ему все фиолетово. Ему это хорошо удается, в этом он профи. – А где твои дамы?
- Думаю, проветриваются… Кэмерон переборщила.
Ты отпиваешь из своего бокала и предлагаешь Роберту. Тот как всегда отказывается, тогда ты допиваешь все одним глотком и ставишь пустой бокал на какую-то горизонтальную поверхность, подвернувшуюся под руку.
- Смотри, сам не накидайся, - замечает Дауни, внимательно глядя тебе в глаза. Он по-прежнему стоит в напряженной позе со скрещенными на груди руками. Вся его былая расслабленность и веселость вдруг куда-то улетучиваются.
Ты улыбаешься. Еще бы им не улетучиться, ведь ты встал к нему так близко, что слышишь его дыхание.
- Жаль тебя расстраивать, – отзываешься, поднимая руку и убирая с уголка его губ несуществующую крошку. – Но, кажется, я уже.
- Заметно.
Продолжить разговор в коридоре не дает Сьюзан, чей силуэт показывается в дальнем дверном проеме. Ты больше не настроен играть в эти непонятные игры, тебе хочется расставить все точки над i. Поэтому ты хватаешь Дауни за руку и тащишь за собой, пока вас не заметили, через весь зал, снова к треклятой будке для фото; буквально заталкиваешь внутрь сначала Роберта, затем влезаешь сам, запахиваешь полог, и пока Дауни не начал возмущаться – закрываешь ему рот ладонью.
- Сядь. Пожалуйста, - добавляешь ты вежливо.
Дауни садится на круглый стул на высоких ножках и хлопает себя по коленям.
- Что это ты задумал?
Поскольку сесть в кабинке больше не на что, ты устраиваешься перед Робертом, прямо на полу.
- Надо поговорить.
- Ах, ну да, здесь для этого самое место. - Сарказм – это его защитная реакция, ты уже хорошо запомнил. Ты не реагируешь.
Устраиваешься удобнее, кладешь ладони на его колени, отчего он опять зажимается, и смотришь прямо в глаза.
- Помнишь, как все начиналось?
Ты не поясняешь, что именно начиналось. А Роберт не спрашивает, молчит. Он, конечно же, помнит. Ведь это он всё и начал.
- Ты говорил, что я зря боюсь, - твоя рука снова касается его лица. Он ничего не говорит, не отстраняется, но и не подается вперед. Ты оглаживаешь большим пальцем контур его губ, представляя, с каким удовольствием сейчас поцеловал бы их.
Он смотрит на тебя спокойно, его глаза тускло мерцают в темноте.
- Ты говорил мне такие вещи… Ты касался меня, ласкал, как солнце ласкает цветок… И я тебе верил.
Ты невесело улыбаешься, он это, конечно, чувствует и тяжело вздыхает. Ему не нужен этот разговор. Он забудет – еще не забыл, но забудет точно – и пойдет дальше. А ты останешься.
- А помнишь, как я заикался и сторонился тебя, когда ты лез со своими объятиями? – теперь ты смеешься, вспоминая, как вздрагивал каждый раз от волны пробежавших по телу мурашек, если его рука задевала особо чувствительное место… Шею например.
Он молчит. Ты приближаешь свое лицо к нему и осторожно целуешь в щеку, потом перемещаешься на мочку уха и шею – практически в отместку. Чутко следишь за каждым его вздохом, малейшим движением, чем угодно, что подсказало бы тебе, что ты все делаешь верно. И Роберт шумно выдыхает, когда твои губы прихватывают кожу под линией челюсти. Сегодня он гладко выбрит и тебе доставляет огромное удовольствие касаться его кожи.
Дауни чуть отстраняется, уравновешивая свое тело в максимально устойчивом состоянии посредством стенок кабинки. Ты переминаешься с колена на колено – неудобно, все затекает – но не трогаешься с места. Ты знаешь, ему бы хотелось, чтобы все это закончилось побыстрее, но ты еще толком и не начал.
Вы снова смотрите друг на друга и в зале, как назло, Синатра затягивает «I’ve Got You Under My Skin». Ты продолжаешь улыбаться, твоя левая рука остается у его лица, а правая медленно скользит вверх по внутренней стороне его бедра. Он шумно вздыхает, когда она достигает цели. Ты мягко гладишь его через ткань брюк, и вы смотрите друг на друга одинаково удивленными лицами. Он шокирован твоей наглостью, а ты – его не слишком внушительным, но стояком. Либо он еще не отошел от забав с женой, либо…
Ты продолжаешь свою подрывную деятельность, подкидывая ему еще порцию воспоминаний.
- Вспомни тот самый раз, единственный… разве было не здорово? Ни с кем еще я не чувствовал себя настолько комфортно.
О да, Роберт помнит. Как и во многих других случаях, огранизатором был он. Тогда Сьюзан предложила ему завести ребенка. На это Дауни ей заметил, что «заводят» обычно собаку. Ну, на худой конец, рыбок или попугайчиков. Насколько нецензурно закончилась тогда их оживленная дискуссия о разведении детей, ты не знаешь, но после – уже поздно вечером, когда вы на площадке расползались по номерам после празднования окончания съемок – Роберт остановил тебя в коридоре и вы в каком-то помешательстве целовались несколько долгих минут.
А потом он признался, что напился – впервые за пять или шесть лет брака. И сказал, что «только ты, Джудси, меня понимаешь… давай переспим?»
Идея была неплохая, и вы бы переспали, если бы от избытка алкоголя и нервного срыва он не заснул сразу, как его голова коснулась подушки. Но те бешенные, страстные поцелуи в полутемном коридоре снились тебе еще долго.
До сих пор снятся. Но теперь все поменялось. Когда – ты не знаешь.
Твоя рука на его ширинке становится настойчивее, к ней присоединяется другая, до этого ласкавшая его лицо, и ты гладишь внутреннюю сторону его бедер, пристально наблюдая за его реакцией. Он не выдерживает, закрывает глаза, откидывает голову назад и – возможно, тут нет твоей заслуги, это просто рефлекс, так удобнее – расставляет ноги шире, позволяя тебе делать с собой все, что угодно.
- Скажи, когда все поменялось? – шепчешь в его приоткрытые в блаженстве губы. – Почему теперь я охотник, а ты жертва? Что стало не так, почему ты отвернулся от меня?
Он открывает глаза, и тебе мерещатся слезы.
- Никогда… - говорит он также шепотом, - никогда я от тебя не отворачивался.
Его рука касается твоего лица, пальцы скользят по губам, и ты прихватываешь один зубами, словно предупреждая: не ври мне.
- Я не верю. Я всего лишь один из многих. Тебе плевать на чужие чувства, ты со всеми себя так ведешь… касаешься, проникновенно смотришь, даришь улыбки. Просто я, как идиот, на это купился.
Тебе хочется сделать ему больно, до слез, до крика, но какое-то сладкое, мерзкое чувство внутри тебя не позволяет идти на крайности. И ты осторожно, едва касаясь подушечками пальцев, скользишь вверх по его члену, который яростно выпирает под брюками, и гладишь там до тех пор, пока Дауни не начинает мелко дрожать, а на ткани не проступает влажное пятнышко.
- Я не позволю вытирать об себя ноги, - сообщаешь ты, стягивая его к себе на пол.
Роберту приходится встать перед тобой на колени, ровно в той же позе, в которой уже находишься ты. Теперь вы почти на равных. Ты не задумываешься о собственном возбуждении ровно до того момента, пока Дауни не вовлекает тебя в долгий поцелуй и вы не прижимаетесь друг к другу бедрами. Господи боже, с этим надо что-то делать…
Роберт ожесточенно терзает твои губы, пока ты дрожащими руками освобождаешь вас от ненужных барьеров.
-О, Джудси, - бормочет он лихорадочно, когда ты соединяешь вас в одном кулаке и ведешь к кульминации. – Я совершил ужасную ошибку, я влюбился. Как ты не понимаешь, я не могу быть с тобой…
Хочется крикнуть «я тоже не могу, но ради тебя я сделал невозможное». Ты бросил все и решил жить по велению сердца, чтобы просто быть честным, хотя бы перед самим собой. Но вместо этого, оглушенный звоном в ушах, ты шепчешь:
- Можешь, Роберт. Ты уже со мной.
И чтобы не закричать от нахлынувшего наслаждения вам приходится до боли впиться в друг друга поцелуем, прикусывая губы, оставляя во рту привкус крови.
- Мы вместе, - ты сцеловываешь с его губ все протесты. – Так или иначе, мы вместе. Я никому тебя не отдам.
«Something Stupid», вздыхает вам в ответ Синатра, и ты не можешь с ним не согласиться.
Глупее не придумаешь.
@темы: Джуд Лоу, Роберт Дауни, Фики, R
Robert Downey Jr. & Jude Law: 
